я еще и крестиком вышивать умею, трепещите рано или поздно, так или иначе, это должно было произойти. мне вас жаль.
В детстве ты не выбираешь звезду, на которую можно загадать желание... В детстве ты не выбираешь звезду, на которую можно загадать желание – ведь у тебя есть целое небо, огромное и необъятное, а звезд на нем так много, что хоть каждую ночь по сотне желаний загадывай – звездам конца и края не будет. Для маленького тебя все в жизни пока еще бесконечно: ты еще не умеешь рассчитывать, ты не знаешь, как это «экономить». Поэтому ты загадываешь – такие разные желания, от самых глупых, возникших только что, до сокровенных – тех желаний, что ютятся в груди где-то слева и тихо бьются о ребра, как о прутья клетки, словно просятся на свободу, желая быть озвученными и исполненными. Но в детстве все желания – равноценны, поэтому так просто о них говорить звездам. И ты говоришь, не обращаясь ни к кому конкретно, оставляя звездам право самим решать, кому какое желание исполнить. Пока ты маленький, одеяло тебе кажется морем – бесконечным и неуправляемым, слишком большим для маленького тебя. Ты укрываешься самым краешком, только слегка прикрывая живот, - ноги и руки торчат во все стороны, голова – на подушке. Ты знаешь, что под кроватью прячутся монстры, но какое тебе до них дело? Твое море обнимает тебя нежно, как материнские руки; бережно баюкает и греет в своих объятиях. И пока ты под его защитой, тебе нечего бояться. Поэтому ты лежишь, покачиваясь на волнах своего моря (которое на самом деле – не что иное, как стеганое одеяло), и смотришь в бескрайнее звездное небо, и улыбаешься, и загадываешь желания – просто так, самые разные, не задумываясь. Наутро ты забываешь о многом, что успел загадать ночью, но тебя это не расстраивает – ведь в следующую ночь ты снова выйдешь в море и придумаешь себе новые желания. И попросишь звезды, чтобы они исполнили твои просьбы, и звезды, конечно, исполнят, не все, и, возможно, не сразу, но все исполнять и не нужно. В детстве ты четко знаешь, что желания нужны для того, чтобы их можно было загадывать - глядя на звезды и зажмуриваясь, скрещивая пальцы и сжимая кулаки. А загадав, зарываться в свой маленький уголок одеяла, пряча голову под подушку, и засыпать с безмятежной улыбкой на губах, веря, что все, о чем ты просил, было услышано и принято к сведению. Так бывает только в детстве. Взрослые всегда знают, какие из их желаний глупые, а какие – сокровенные. Какие можно воплотить в реальность, а каким из них никогда не быть исполненными. Желания для взрослых перестают быть маленькими радостями, о которых можно говорить только наедине с самим собой и с небом. Взрослые забывают о том, для чего нужны желания – им кажется, для того, чтобы они исполнялись. Для них существует только одна звезда – та, которую они видят, бросив мимолетный взгляд в окно, пока ворочаются в своих постелях, стараясь согреться под одеялами, которые перестали быть морями и убаюкивать своих хозяев, качая на мягких волнах. Иногда взрослые обращаются к этой единственной звезде и просят ее о единственном желании – тщательно обдумав все, взвесив «за» и «против», наверняка убедившись в правильности своего выбора. И заранее зная, что ничего не получится, и, конечно, забывая о том, что нужно хотя бы зажмуриться, когда просишь о чем-то таком звезду. Тем более, если просишь конкретную звезду. Ведь должна же она знать, что ты обращаешься именно к ней? Вот и получается, что в своих полупустых квартирах одинокие взрослые, в попытках согреться, натягивают на себя ставшие им маленькие одеяла. Что-то бормочут о своих «заветных» желаниях (всегда про себя, стыдясь сказать вслух) одной - единственной звезде, которая их, скорее всего, даже не слышит (она это делает не со зла, просто ее не предупредили). А потом засыпают, хмуря лбы и думая о том, что повели себя глупо, как малые неразумные дети. Если бы только взрослые знали, как правы дети и как неправы они.
